Иерусалим

Ясный день над землей Палестинской,
В свете солнца небесная высь.
Древний град, неживой, исполинский.
Гул толпы беспрестанный… Проснись!

Гул толпы, шум взбесившейся черни:
- Пусть умрет! Пусть он будет убит!
Так хотелось прохлады вечерней –
Нескончаемо солнце палит…

Умывает небрежные руки,
Отстранился бесстрастно Пилат,
Обрекая Иисуса на муки.
Скоро будет невинный распят.

Ясный день над землей Палестинской,
В свете солнца небесная высь.
Древний град, неживой, исполинский.
Гул толпы беспрестанный… Проснись!


Антонио Чизери "Ecce Homo"

Тайна

Блещут, мерцают звезды.
Полночь на землю сходит.
В воздухе вьются грезы,
В городе сонном бродят.

Смотрит Луна из выси,
Землю объемля взором,
Звезд затмевая бисер.
Воет собачья свора.

В полночи тайна мнится,
Что под покровом свята.
Истина истин зрится,
Правда и ложь распяты.

Смотрит Луна из выси,
Блещут, мерцают звезды,
Свой рассыпая бисер.
В воздухе вьются грезы.


Ютака Кагая "Comets, beautiful travelers"

Возвращение

Облака безмятежно проплыли вдали,
Вспоминая прошедший восход.
Травы мягким покровом у речки росли,
Рядом сакура буйно цветет.

Возвращался с войны, восхваляя судьбу,
В отчий дом самурай молодой.
Глубоко он вдыхал, замедляя ходьбу,
Запах, веющий свежей весной.

Показалась деревня, но нет никого.
Пепелища на месте домов.
Лишь явилась старушка на окрик его
Из тени несгоревших садов.

- Госпожа! Где же люди, неужто их нет?
Что ж затих наш приветливый край? -
Поклонившись пред древнею старостью лет,
Вопросил молодой самурай.

- Все погибли. Одна я свой век волочу,
Путь мой тоже подходит к концу.
Чую, скоро я вверх, к небесам отлечу.
Это видно любому глупцу.

Твой отец смог с достоинством гибель принять…
- Ну, а мать моя, может, жива?
- Мой ответ остается незыблем опять.
Все погибли, лишь я не мертва.

Еще долго над пеплом стоял и молчал
В тишине самурай молодой.
А в душе он рыдал, а в душе он кричал,
Он ушел из деревни седой.

И направился прочь, принимая судьбу,
Вспоминая прошедшие дни.
То он плелся, то шел, ускоряя ходьбу.
Дни ушли, не вернутся они.

Облака безмятежно проплыли вдали,
Ожидая грядущий закат.
Травы мягким покровом у речки росли,
Не вернешь то, что было, назад.

Сумрак

За окном темнота седая,
Только ветер устало воет.
На душе пустота глухая.
Кто ее, словно пепел, смоет?

Соплелись тела, два соцветья,
Словно два подводных потока,
Словно линии звезд в созвездьи…
На душе же скребет морока.

За окном лишь сумрак невзрачный
Бьется сердце твое – я слышу.
Твое тело наго, прозрачно,
Только в нем я души не вижу.

За окном темнота седая,
Только ветер устало воет.
На душе пустота глухая.
Кто ее, словно пепел, смоет?

Овраг

Овраг тянулся длинной полосою,
А рядом лес зеленый шелестел.
Росла трава, умытая росою,
В ней часто подосиновик пестрел.

Я в том лесу бродил еще мальчишкой
И собирал там множество грибов,
Кидался вдаль опавшей с елки шишкой,
Часы я проводить был там готов.

И в том лесу я был совсем недавно.
И стало как-то грустно мне сейчас.
И мизантропом становлюсь я плавно.
Как будто огонек в душе погас.

Овраг завален мусором и хламом:
Ботинки, шины, банки от еды.
Был лес, а нынче мусорная яма.
И всей моей романтике кранты.

Старинный замок

На обрыве, над морем нависшем,
Где о твердь разбиваются волны,
Великаном, на время затихшим,
Спит таинственный замок огромный.

С незапамятных лет он пустует,
И легенды о нем поседели.
Поднимись на стену крепостную
И прислушайся к ветра свирели.

Ветер кружит и все завывает,
Шепот слышен в его дуновеньи,
Сквозь остатки бойниц пролетая,
Он стенает о давнем забвеньи.

А в подвалах, в глухих коридорах,
Все молчит – тишина гробовая.
Только изредка слышится шорох,
А потом все опять замирает.

Говорят мудрецы и поэты –
Замок древнюю тайну скрывает.
И столетьями ищут ответы,
Но ответы всегда ускользают.

Древний замок совсем не случайно
Мысли многих к себе привлекает.
Только замка старинного тайну
Ни один человек не узнает.

Зачарованный лес

Есть лес, шелестящий в зеленой ночи,
Озера в нем чисты, спокойны,
Там бьют из земли голубые ключи,
Деревья – высоки и стройны.

Молва говорит – в чаще ведьмы живут,
Свой шабаш они затевают.
А путников шелестом листьев зовут,
Их в камни они превращают!

Но был в том лесу я. Не слушал людей.
Там не было ведьм безобразных.
Но в танце там кружится множество фей,
Всегда молодых и прекрасных.


Марк Адамус "Spirit Garden"

Шторм

Тучи сходились над морем бушующим,
Солнце их красило в алый багрянец,
Ветер ниспослан Бореем ликующим,
Дикий у волн взбушевавшихся танец.

Маленькой щепкой в просторах немереных
Ветер триеру несет среди волн.
Воинов храбрых, боями проверенных,
Гордый корабль погибающий полн.

Молятся Стратию-Зевсу вершителю,
Чтобы от молний лихих защитил.
Льются мольбы Посейдону-решителю,
Чтобы трезубцем корабль не топил.

Лира звучит, и божественно пение,
Шторм презирает могучий певец.
Громко смеется в своем возбуждении,
Зная, что скоро настанет конец.

Вверх воздымаются волны кипящие,
Вал необъятный корабль накрывает…
Утро настало, прохладно бодрящее.
Море пустынно, лишь чайки летают.

Главное - поверить в удачу

Связанные рассказы:
Да здравствует герцог!
Под маской героя

Глава I Глава II Глава III Глава IV Глава V Глава VI Глава VII Глава VIII

Глава IX Глава X Глава XI Глава XII Глава XIII Глава XIV Глава XV Глава XVI

Глава XVII Глава XVIII Глава XIX Глава XX Глава XXI Глава XXII Глава XXIII Эпилог

I

В Мёрцбурге царила поздняя осень. На некоторых деревьях еще оставались пожелтевшие листья. Погода выдалась на редкость теплой. Дожди, обильно поливавшие землю с конца августа до середины октября, прекратились, уступив место ясным благодатным коротким денькам.
На главной площади толпился народ. Праздные зеваки наблюдали за представлениями бродячих артистов, и время от времени раздавались громкие выкрики. Группа молодых людей в щегольских нарядах что-то громко обсуждала. В конце концов, они дружно и развязно засмеялись.
- А все-таки хорошо, что Эйзенхейм наш! – мечтательно произнес мужчина в одежде булочника с заплатами на рукавах.
- Да! А я слышал, будто есть там чудесное озеро. Искупаешься в нем, и все болезни как рукой снимет! – ответил другой, по виду - кузнец.
- Ага, а я еще знаю, растут там на деревьях странные фрукты. Бархатные, мягкие, а на вкус - сладкие-сладкие! Правда, говорят, такие же в Апельгарде есть, но больно мелкие, и сочности никакой…
- Эх, жалко, что до самой ихней столицы не дошли! Попробовали бы Апельгардских яблочек!
- А урожай кто собирал бы? – вмешался мужчина в крестьянской одежде, - Уже почти ж то осень наступила. Да и наши яблочки не хуже, а в Эйзенхейме – тем более…
- Да ты не бойся, мы бы до Апельгарда за неделю, нет, за три дня дошли! Зря герцог с ними мир заключил…
- Не зря! Он герцог, ему виднее, с кем мир заключать, а кому войну объявлять!
- Да что вы все заладили: «Эйзенхейм наш! Эйзенхейм наш!» Вы там никогда и не побываете! – ехидно заметил дородный мужчина в длинном одеянии, плаще и шапке, отороченной мехом, зажиточный горожанин, по-видимому, купец.